За столом сидел тот самый капитан НКВД, что забрал нас с передовой.

Не успел я открыть рот, что бы представится, как получил толчок в спину и оказался рядом с табуретом.

— Присаживайтесь Петров.

«Не назвал меня красноармейцем, сейчас будет, какую-нибудь херню шить».

Начался допрос как обычный разговор, капитан который к слову так и не представился, задавал обычные вопросы, вроде, что думаю о товарищах и командирах. Отвечал нейтрально, в основном, что ни с кем близко не знаком и ничего конкретного сказать не могу.

— Вы же кажется получили серьёзное ранение две недели назад?

Неожидано спросил капитан, его серые равнодушные глаза, впились в моё лицо выискивая малейшие признаки нервозности.

— Никак нет, товарищ капитан.

Открыв какую-то папку, капитан достал от туда лист бумаги.

— А вот Юрьев Александр Петрович, утверждает, что лично видел как вы получили осколочное ранение бедра, после чего он со своими товарищами тащил вас двое суток.

«А, так это те твари, что бросили моего донора подыхать под кустом. Видимо попались „компетентным товарищам“, а те из них всё и выбили. Судя по тому, что он не назвал его по званию, а если я не ошибаюсь, то Юрьев был страшим сержантом, то наш комсомольский вожак угодил в штрафбат или вообще расстрелян».

Покачав головой сделал удивлённое лицо.

— Кажется здесь какая-то ошибка. Мы в лесу потерялись когда начался артобстрел, а потом я вообще заблудился.

— Пять человек подтвердили показание Юрьева.

Всё что я мог это удивлёнными глазами смотреть на капитана.

— Снимете штаны.

Неожидано скомандовал капитан.

— Э-э-э.

— Я жду!

Лязгнул голосом НКВДшник.

Пришлось подчинится, поднявшись расстегнул ремень и приспустил галифе до колен.

Капитан встал из за стола и подошёл практически в упор разглядывая белый рубец шрама.

— Это я в детстве с крыши упал.

Объяснил я происхождение шрама.

— Ивлеев подойди.

Громила с закатанными рукавами отклеился от стены и обойдя меня тоже принялся разглядывать шрам, от чего впервые за долгое время почувствовал себя не удобно.

«Стою, тут без штанов перед двумя мужиками смотрящих мне куда-то ниже пояса, чувствую себя как бордельная рабыня на торгу».

— Похоже на осколочное.

Выдал свой вердикт Ивлеев, после минутного любования моими тощими ляжками.

Разрешив мне натянуть штаны капитан продолжил допрос, но о чудесно заживём ранении больше не спрашивал. На этот раз его интересовали подробности моего похода за хлебом. Но тут было не подкопаться, хотя капитан и пытался цепляться за всякие мелочи, особенно напирал, на тот факт, что после немецкого фильтрационного лагеря у меня никак не могла быть денег.

— Так точно, не было.

Мой вещьмешок с у товарища остался, он ещё прикрывал нас когда мы из лагеря сбегали. Он мне его потом и вернул.

Капитан поворошил лежащие перед ним бумаги.

— Вершинин Олег Фёдорович, сержант. Да комисар Рокотов в своих показаниях упоминал о нём, но кажется он погиб?

Покрутив меня ещё не много на тему «откуда всё-таки деньги», попытался развести на сотрудничество с коллаборационистами. Как оказалось предателями он посчитал селян, у которых я купил хлеба.

— Выполнял приказ командования.

«Интересно, а откуда информация о их предательстве, вроде в пособничестве врагу уличены не были, в то что оказались не дружелюбны, так это не делает врагами правящего режима или капитан меня просто на пальцах разводит».

Поняв, что здесь мои позиции крепки, НКВДшник вернулся к побегу, особенно его интересовало, кто снял пулемётчиков.

На что я резонно ответил, что я обычный красноармеец и мне неизвестны детали прошедшей операции. Вспомнил капитан и о мародёрстве, но так как при себе у меня не было ничего ценного, если не считать часов, почти всё моё имущество носили немертвые, то и здесь подкопаться было не к чему. Тем более свидетелей не нашлось, а мои живые слуги были под печатью молчания. Легкое беспокойство вызывал Савелий, так как единственный из всех на был «опечатан», до него всё никак не доходили руки.

За полтора часа дотошный НКВДшник чуть ли не почасам разобрал мой путь,

но я был непоколебим и он оставив эту тему перешёл перешёл к «моему подвигу».

Почему-то он не поверил в мою способность убить шестерых диверсантов одной сапёрной лопаткой и в принципе был прав, даже быстрый и сверхсильный Сержант, получил несколько ударов ножом, когда рубил егерей, думаю я бы кончился на первом.

— Если честно этот момент, я плохо помню, всё как в тумане было.

— В состоянии аффекта такое могло быть.

Тихо пробормотал капитан.

Дальше пошли вопросы по нашему броску через линию фронта, особенно его интересовали таинственные пулеметчики, что нас прикрывали, так же ему было откуда-то известно о штурмовиках, что устроили дикую ракопашку прямо в немецких окопов. Что и спасло нас от кинжального огня в спины.

На все вопросы я делал удивленое лицо и отвечал, что я просто бежал вперёд.

— Свободен. Пока свободен.

Добавил капитан отпуская меня.

«Всё-таки я чем-то вызываю у людей подозрение».

Едва я выбрался из «застенок» тайной стражи, как меня взял в оборот, молодой энергичный лейтенант, через пол часа, я с винтовкой на плече, и двумя десятками патронов в сидоре сидел в окопе на передовой, среди незнакомых солдат.

— Жрать охота.

Пробормотал молодой боец, широко зевнув.

— С утра маковой росинки во рту не было.

Я с был с ним полностью согласен, так как в последний раз ел ещё вчера, а время уже перевалило за полдень.

— Эй малой, как там у немцев в тылу.

Обратился ко мне неугомонный боец, которому явно было скучно. Рядом сидевший в обнимку с винтовкой пожилой солдат, поднял голову и с интересом взглянул на меня.

— Как в турпоходе, много свежего воздуха и движения. Только немцы под ногами путаются.

Буркнул я раздраженный нахальством красноармейца.

Тот мгновение переваривал мой ответ, после чего радостно загоготал, словно услышал самую смешную шутку за всю свою жизнь.

Интерлюдия.

Штаб генерала Гюнтера фон Клюге.

Генерал высокий мужчина с редкими светлыми волосами и прозрачными глазами был сдержанным человеком, но гости прибывшие из Берлина взбесили его буквально с первых же секунд. Возможно в этом был виноват звонок из Ставки, откуда ему приказали всемерно содействовать в неясных целях гостей. Хотя как считал сам фон Клюге его раздражение было вызвано родом деятельности пришельцев. Вся тройка представительных мужчин была из пресловутого Аненербе и генерал как убеждённый атеист и реалист, считал эту организацию не более чем сборищем шарлатанов, присосавшихся к военному бюджету Германии. Ситуацию усугубляло, то что все трое были гражданскими.

— Я правильно вас понимаю господа, вы приехали на восточный фронт, только потому, что до Берлина дошли слухи о зомби, воюющих на стороне коммунистов?

Гюнтер даже не пытался скрыть сарказм.

Пожилой мужчина с обширной лысиной и седыми всклоченными волосами, поправил старомодное пенсне в глазнице, и показавшимся генералу, мерзким голосом, ответил.

— Естественно нет!

Мы здесь только потому, что получили действующий образец и теперь нам нужен тот кто его сделал.

«Что! Какого дьявола, несёт этот псих»!

Уже к вечеру к генералу фон Клюге со всего фронта стала стекаться информация о странах или необычных происшествиях, конечно же он вынужден был отдать такой приказ, по просьбе гостей.

Среди гор мусорной информации, господа из Аненербе безошибочно отыскали несколько странных упоминаний о неубиваемых русских. Но на след их навели сведения пришедшие с передовой. Если верить докладу командира пехотного полка барону Крауну, то ночью, отряд окруженцев предпринял попытку прорыва близ его позиций. Примерно в это же время в окопы ворвался отряд штурмовиков.